| Статистика |
Онлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0 |
|
Биография автора
СЫН ПЛОТНИКА
Когда я оглядываюсь назад, на прожитую жизнь, и пытаюсь сам себе ответить на непростые, нетривиальные вопросы: что же со мной происходило, как я умудрился вляпаться в ту или иную ситуацию, почему я вёл себя так, а не иначе, и вообще, мог ли поступить как-то по-другому, то признаюсь сам себе, что, отчасти, все мои поступки во многом определялись моим происхождением. Дело в том, что во мне причудливо слились холодная северная кровь, горячая казачья и твёрдокаменная уральская. Поэтому-то я в обычных жизненных условиях, как правило, спокойный, бесконфликтный, весьма склонный к компромиссам, но если на меня чуть поднажать – взрываюсь, словно порох и начинаю махать шашкой направо и налево, подчас не задумываясь о последствиях.
Свою казачью родову наша семья, к сожалению, помнит только до деда Павла Петровича Русинова. Всё, что было до него на этой ветви генеалогического древа, размыто и неопределенно. В деревне Савиново Красноуфимского уезда (позже - Манчажского района), он имел большое хозяйство, дом-пятистенок и дюжину детей. Свою жену, Марфу Дубакову, он привёз из соседнего села Русский Усть-Маш на лошадке. Мой отец был двенадцатым ребёнком, заскрёбышем, как у нас говорят. К сожалению, не все дети дожили до совершеннолетия – голод, войны тому виной…
Дед Паша воевал в Германскую, гражданскую, тогда хозяйство тянула на своих хрупких плечах бабушка Марфа. Что удивительно, дед и сам не без некоторой доли обиды что ли, по рассказам отца, вспоминал о своём боевом прошлом: вроде за спины не прятался, как и все кормил вшей в окопах на передовой, но когда шли в атаку, пули и осколки косили рядом бегущих товарищей, а его даже ни разу не зацепило.
После гражданской его раскулачивали, забрали лошадей, коров, мельницу, выгнали из одной половины дома. Хотя в опустевшей половине так никто никогда больше и не жил. Бабушка, помню, как-то съёжившись, уходила от ответа на мои детские вопросы о том, почему половина дома пустует. Только потом я понял, что на самом деле её тяготило. Деда не сослали только потому, что он воевал на стороне красных. Так до конца жизни он и работал на собственной, но уже национализированной мельнице. Умер он рано и меня, его внука, ему увидеть не довелось. Родственники мои, собравшись по какому-нибудь очередному семейному поводу, всё умилялись, насколько лицом я похож на дедушку Пашу. Хотя ростом вышел гораздо выше его. Но это у меня - от другого деда.
Другой мой дед – Борис Дмитриевич Попов – жил в соседней с Савиново деревне Бродок, которая позже частью исчезла, а частью слилась с селом Юва того же Красноуфимского уезда. Дед Борис был значительно моложе деда Паши, аж на 42 года (!), и, по его собственным воспоминаниям, ещё мальцом бегал к нему слушать рассказы про войну. Происходил он из семьи староверов, роста был выше среднего, имел стройный стан, длинные ноги и тонкую аристократическую кость. Антропологи говорят, что это признаки северных морских народов. Но разве крестьянская семья у нас когда-то помнила своих предков дальше деда? Дедов отец, вернувшись с гражданской, бросил жену с двумя мальчишками и уехал в Екатеринбург-Свердловск, где завёл новую семью. Дед Борис до самой смерти отца не порывал с ним связи, ездил к нему в гости. По семейным преданиям прадеду довелось одно время служить на «Авроре», но проверить это предание никто из нас до сих пор не удосужился.
Деду рано пришлось познать тяжёлый труд, как, впрочем, и всем его сверстникам. Из-за нехватки мужиков его мать одно время руководила местным колхозом, а сам он пошёл работать на стекольный завод, расположенный за семь вёрст от дома, в посёлок Натальинск, куда потом переехал вместе с семьёй. Всю войну он простоял у жаркой стекловаренной печи, хотя слово «стоял» тут явно неуместно, поскольку за работу в годы войны он имел несколько медалей и наград. Когда несколько десятилетий спустя мне и самому довелось дуть стекло на том же верстаке, я не раз испытывал гордость за него - на заводе деда Бориса называли одним из немногих классных мастеров, которым уже нет замены, причём, говорилось это не с официальной трибуны, а в курилках. Это ли не признание таланта, впрочем, весьма заслуженное.
На войну дед не попал, поскольку 18 ему стукнуло аккурат в 45-м, да плюс ко всему он имел «бронь», так что на передовую его всё равно не пустили бы. А вот его брат Владимир пропал без вести под станцией Нежода, где-то под Ленинградом. Дед очень любил песню, хотя, надо честно признаться, петь он не умел. В молодости сам мастерил балалайки и тем с друзьями завлекал местных деревенских девок. Но завлечь по-настоящему ему удалось учительницу русского языка и литературы Нину Степановну Тютрюмову, приехавшую в местную школу перед самой войной. Он рано стал отцом, у него семнадцатилетнего родилась в 44-м моя мама Ангелина. Потом родился дядя, названный в честь пропавшего без вести брата Владимиром. И дедом он стал рано – когда ему было всего 37, родился мой брат Саша. Дед сыграл значительную роль в нашем с братом воспитании, поскольку проводил с нами больше времени, чем наши родители, которые всё время были заняты на работе. Он показывал нам окрестности, на велосипедах мы чуть не каждую весну ездили на речку Уфу смотреть ледоход. Трудно переоценить его значение для нас, поскольку он до конца наших дней будет жить в нас своими образами, моделями поведения, способами мыслить и рассуждать. Бабушка Нина Степановна Тютрюмова происходила из семьи зажиточных долматовских мещан, имевших в Долматове большой дом. Отец её служил писарем в местной канцелярии. Росту она невысокого, с широкой мощной костью, но со светлыми волосами и голубыми, нет, даже я бы сказал бирюзовыми глазами. Такими исторические источники описывают загадочно исчезнувший народ – чудь белоглазую. Плюс ко всему род их пошёл, как видно, от некого Тютрюма, в имени которого явно видны недалёкие восточные или урало-сибирские отголоски (сравни с именем Кучум). Судьба семьи сложилась трагически. Степан не успел повоевать на германской, как началась гражданская. Бился на стороне красных, а его мать шла за Колчаком, который сначала наступал, а затем отступал обратно в Сибирь. Прадед Степан с женой Лидией осели далеко от своей малой родины, в деревне Чикаши, что недалеко от железной дороги Казань-Екатеринбург в Пермской крае, поблизости от Куеды и Чернушки. После войны работал счетоводом в местном колхозе. Было у них трое детей: Нина, Владимир и Валентина. Бабушка Нина перед войной выучилась в Свердловске на учителя русского языка и литературы. Жила у родственников Аникеевых - Фёдора и Маруси, которые строили «Уралмаш» и какой-то завод в Китае. Мне не раз доводилось бывать в их квартире на улице Культуры в Свердловске, полностью заставленной китайскими фарфоровыми статуэтками и вазами. На стене висело красное знамя с надписью по-китайски и по-русски с благодарностью от китайских учеников своему учителю, т.е. дяде Фёдору. Тётя Маруся, помню, всё вспоминала, как звала в то время бабушку – девочка Нина или учителка Нина.
Моя мама Ангелина – первенец у деда с бабушкой. Для меня до сих пор остаётся загадкой, почему семья убеждённых атеистов так назвала собственную дочь. Бабушка так и не признаёт Бога, чувствуется глубоко засевшая со времён юности антирелигиозная агитация, высмеивающая, уничижающая верующих, которой, впрочем она сама и занималась. А дед под конец жизни сказал однажды: «А знаете, ребята, Бог на самом деле есть». Только для этого вывода ему, потомку староверов, нужно было пострадать 17 лет, будучи парализованным на левую сторону.
История семьи скромно умалчивает, как мама встретилась с отцом. Но жили они в соседних деревнях, их семьи были знакомы. Мама всю свою жизнь на разных должностях проработала на стекольном заводе в Натальинске и особых социальных вершин ей достигнуть не довелось.
Отец же Александр Павлович Русинов, напротив, прожил непростую бурную, разнообразную жизнь. Чтобы получить паспорта они с приятелями сбежали из деревни в Первоуралькое фабрично-заводское училище, где выучились на плотников. Плотничал отец всю жизнь, хотя круг его интересов был необычайно широк. После училища служил в армии, в войсках ПВО под Москвой. Потом, после службы, поступил в Ленинградское мореходное училище, откуда вышел радиотелеграфистом и был приписан к Одесскому порту, кажется, на теплоход «Бабушкин». Ходил по южным краям вплоть до Индии, Вьетнама и Китая. Где-то в это время они с мамой сыграли свадьбу, а потом у них родился мой старший брат, в честь отца названный Александром. Когда в 1967-м родился я, встал вопрос о дальнейшей карьере отца, и он выбрал возвращение на Урал, к семье. Работал на том же Натальинском стекольном заводе на разных должностях вплоть до главного энергетика, получил двухкомнатную квартиру от завода, но решил построить свой дом, что со временем ему удалось, тут-то и пригодились плотницкие навыки, да и нас с братом кое-чему научил. Отец очень любил и, в отличие от деда, умел петь. Он самоуком освоил семиструнную гитару, балалайку, баян. Играть и петь любил. От него и от деда Бори мне передалась страсть к песне. Когда он учил брата игре на семиструнке, тот морщился, а я сидел рядом и наблюдал, чтобы потом втихаря проделывать то, чему отец учил моего брата. Так и я мало-мало освоил семиструнную гитару. Да и балалайку. А брат не смог себя пересилить. Страсть к песне и гитаре у меня не прошла до сих пор, несмотря на колкие мамины замечания в детстве, мол, пою я «мотивно, аж слушать противно». А в то время мою страсть к пению и гитаре подогревало творчество В.С. Высоцкого, которое существенно повлияло на моё формирование и мировоззрение. После выхода на пенсию отец работал в местной школе, а потом в больнице.
Отдельно пару слов надо сказать о моём старшем брате Александре. У мамы с отцом он был первенцем. Отец в 1965 году был ещё в плаваньях, мама работала в смену, так что ему родительского тепла досталось меньше, чем мне. Учился он средне, но проявлял настойчивость в освоении знаний, которые ему доставались труднее, чем мне. Увлекался фантастикой и после школы со второй попытки поступил на физфак Уральского госуниверситета. Теперь он в этом университете сам преподаёт. Защитил кандидатскую, потихоньку пишет докторскую. Но суета мешает. Преподаватели у нас получают гроши, поэтому, чтобы как-то существовать, он преподаёт физику ещё и в железнодорожной академии и репетирует школьников и студентов. В общем, суетится целыми днями с утра до вечера. Во взглядах на жизнь мы с ним во многом сходимся.
Ваш покорный слуга имел честь родится около двух часов по полудни 26 сентября 1967 года. Жить вторым ребёнком и хорошо, и одновременно плохо. Хорошо, что родители уже получили какой-то воспитательский опыт, а с другой – приходится донашивать, доигрывать за старшими. Да и мелкие поручения в семье всегда достаются младшему. Иногда меня называли в семье младшим сержантом, учитывая моё имя и положение, но я всегда сопротивлялся: «Нет, я – старший сержант!» Не знал я тогда, что это как-то повлияет на мою жизнь…
Рос я слабым, болезненным ребёнком. Если брат от природы был крепок и силён, то этого мне приходилось добиваться работой над собой. В первом классе, устав от моих постоянных простуд, мама решилась на операцию по удалению мне миндалинов. До сих пор отчётливо помню те верёвки, которыми меня привязывали к креслу, большой шприц с длиннющей иглой и кровавые кусочки в чашке.
Вообще, я сейчас думаю, что судьба то ли пыталась меня уничтожить, то ли испытывала на прочность. В детстве я часто падал головой вниз. Она у меня всегда была большая и тяжёлая, что и служило причиной постоянного подтрунивания надо мной со стороны близких. Даже теперь у меня 61-й размер шапки, что, признаться, доставляет некоторые неудобства при выборе головного убора. Как-то во время поездки к отцовой бабушке в Савиново, зная мою особенность падать головой вниз, меня нарочно посадили в мотоциклетную люльку поближе к мотоциклу, а брата – с краю. Не знаю как, но мне удалось непостижимым образом перегнуться через него и чуть не выпасть из коляски. До сих пор вращающееся мотоциклетное колесо вертится в памяти перед моими глазами. Это вовремя заметил дед Борис, ехавший на своём «ИЖе» позади, и подал сигнал. Взрослые поохали, встряхнули, ругнули меня и тронулись дальше. Да и тонуть мне доводилось около десятка раз. Но каждый раз всё заканчивалось благополучно. Отчётливо помню первый раз. Мне было тогда лет пять. Приехали мы с семьёй купаться на речку. Брат зашёл по грудь и остановился. А я – сначала по пояс, потом по грудь, по шею пока течение не подхватило и не понесло меня. Мама во время это заметила, нырнула за мной и вытащила на берег. Не знаю, может всему виной притуплённый инстинкт самосохранения, и это притупление сказывалось потом всю мою жизнь…
Зато учёба мне давалась легко. Первые три класса я был отличником, благо читать научился ещё в пятилетнем возрасте и память имел хорошую. Помню, как-то дед Борис привёл меня пятилетнего записывать в поселковую библиотеку, на меня оформили карточку, подобрали мне какую-то книжицу с картинками и стишками. Дед попросил подождать его в коридоре. Пока я его ждал, успел прочитать всю книжку, что называется от корки до корки. Деду я об этом, конечно, сказал, но ему стало неловко сразу же обменивать книжку и мы забрали её домой. Потом отличником был ещё только один раз – в 9-м классе. Уроки я учил за 10-15 минут, в основном, математику и русский язык. Да и математику частенько успевал решать в классе во время урока. Устные предметы не читал вообще – помнил с урока то, что рассказывал учитель. Видимо, отчасти, эта лёгкость и помешала дальнейшей учёбе в университете.
Учеником я был активным. Все годы участвовал в художественной самодеятельности школы, хотя это иногда вместо пользы приносило мне неприятные минуты. Как-то в первом классе на школьной ёлке я представлял кого-то (сейчас не могу вспомнить точно кого, по-моему зайчика), и пока переодевался нашим уже успели раздать подарки… А мне не дали. Как сейчас помню: стою посреди школьного спортзала и реву, мне же обидно, старался-старался и вот на тебе – все конфеты едят, а у меня нету ничего, а учительница тщетно пытается узнать у меня, почему я капризничаю. К счастью она быстро сообразила, что к чему и подарок свой в кульке из серой плотной бумаги с новогодней картинкой я всё же тогда получил. Был активистом в пионерском движении, работал в комитете комсомола школы. Мне ничуть не стыдно за это. Время было такое и такими были способы самовыражения. Далеко не самые худшие, надо сказать. Где-то в эти годы случился мой первый стихотворный опыт. Записи с рифмованными строчками попали маме на глаза и она хотя и беззлобно, но всё же высмеяла мои «густые и простые облака». Правильно, а чего мне с детских лет сразу на пушкинском - «Я вас любил…» - уровне сочинять что ли было? Со временем опыт пришёл, но вот наплевательское отношение к собственным стихам не изменилось: я их не записывал, даже если иногда публиковал в газетах. В памяти осталась лишь малая толика от написанного. Написанного по разным поводам. А вот с физической подготовкой было совсем худо. Чтобы хоть как-то подкрепить силы, в пятом классе записался в школьную лыжную секцию… И в первый же сезон сломал 7 лыж. Гордиться, конечно, нечем. Но прогресс всё же был, как говорится, налицо в следующем сезоне я сломал только пять лыж. Потом – только три. Всё боялся, что тренер наш, Рафаэль Вахитович Халилов, не вытерпит такого урона школьному имуществу и выгонит меня, но он почему-то терпел меня. Уже много лет спустя я решился задать ему этот непростой для меня вопрос. Он с улыбкой ответил примерно следующее: «Я видел твоё упорство. Ты не хитрил и не халтурил, честно выполнял задания. А это – главное». Добегался я до второго взрослого разряда, хотя мои товарищи кто первый заслужил, кто кандидатом в мастера спорта стал. Но для меня и это было серьёзным достижением! Спорт во многом помог мне сформироваться, научил переносить нагрузки, проявлять упорство и настойчивость. И, конечно же, способствовал формированию фигуры и характера. Да и курить я, к счастью, тоже не научился.
В 1984-м году, после школы, решил пройтись по стопам отца и поступить в мореходное училище. Выбрали высшее мореходное имени адмирала Макарова – питерскую Макаровку, куда меня и повёз поступать отец. Местные ребята, узнав, что я приехал с Урала, посоветовали мне не говорить об этом, мол, чужих, не питерцев, отсеивают, чтобы после второго курса не давать общагу. Но разве мог я тогда, шестнадцатилетний, соврать. Да и сейчас мне это трудно сделать. Короче говоря, меня срезали по зрению. Бабулька- божий одуванчик - окулист из медкомиссии после традиционного вопроса откуда я родом решила проверить моё зрение на прочность – после первой пробы оно оказалось подходящим. Но после тройного удара атропином один мой глаз показал худшие результаты. Меня отправили к главному врачу комиссии. Тот, поинтересовавшись тем, откуда я приехал, подивившись, что из такой дали, всё же сказал мне, что я им не подхожу. Щурившись после лекарства, в прекрасный солнечный день мне так и не удалось в полной мере полюбоваться ленинградскими красотами, и мы с отцом, не солоно хлебавши, вернулись домой. Это я сейчас понимаю, что стоила семейному бюджету такая поездка…
Но делать было нечего и я подал документы на физфак Уральского госуниверситета, где уже учился мой брат. Выбрал кафедру астрономо-геодезии. Кто из нас в то время не грезил звёздами?! Надо сказать, поступил я туда довольно легко, с первого же раза. А вот учиться было сложновато. Такого объёма знаний точных наук мой мозг вместить со слуха уже был не в состоянии, а привычки вгрызаться в научный гранит не было. Поэтому учился, что называется, ни шатко-ни валко.
После второго курса нас, детей детей войны, призвали в армию. Демографическая яма заставила государство лишить нас привилегии служить только после окончания вуза. Попал в ракетные войска стратегического назначения, на знаменитые «Пионеры», те, что американцы окрестили SS-20. Был начальником расчета, дослужился-таки до старшего сержанта, подавали рапорт на старшину, но молодой начальник штаба что-то напутал с бумагами, а я так и остался тем, кого пророчил себе в детстве. Отслужил, как надо и вернулся в родной университет. Но, если до службы в армии я учился как бы по течению, особо не задумываясь о том, для чего и зачем, то после двухгодичного перерыва мне буквально приходилось заставлять себя учиться. В голову лезли неуместные вопросы: «Что я здесь делаю?», «Зачем мне это надо»…
Как-то на свадьбе приятеля повстречал свою будущую жену Надюшу. Решил, что учёба повременит - женюсь, обеспечу семью, подзаработаю… Но на дворе был 90-й год, страна рушилась, а вместе с нею все планы и мечты. Короче говоря, на физфак я так больше и не вернулся. Работал стеклодувом, как дед и дядя, потом заточником. В октябре 90-го у нас родилась дочь Алёнка. Как-то хозяйка дома, который мы с семьёй снимали, Людмила Иосифовна Змеева, предложила поработать в местной районной газете корреспондентом. Я был несколько обескуражен таким предложением, ещё бы, я ведь до этого времени не написал ни строчки ни в одну из газет. Но она ответила: «Я знаю, ты пишешь неплохие стихи. У тебя получится, попробуй!» И я решился попробовать…
Новая работа захватила меня целиком, на прежней с ужасом замечал, что упорно тупею день ото дня, а здесь – простор мысли, общение с новыми людьми, обилие разнообразной информации… Карьера журналиста, как я понимаю теперь, у меня задалась. Хотя я не рвал зубами и не шёл по головам, но уже через четыре года я руководил этой газетой. Так сложились обстоятельства, да и мне тогда не захотелось унижаться, прогибаться и стелиться ни перед кем. Правда газета мне досталась с многомиллионными долгами по зарплате и прочими… Когда-нибудь я напишу об этом книгу. На тот момент я был не только самым молодым редактором в среде районных газет Свердловской области, но и единственным, кто не имел не только журналистского, но и вообще какого бы то ни было высшего образования. Уйти от политики на такой должности было невозможно, поэтому я решил по мере сил сам влиять на неё. Знал за собой, что мне будет трудно простить себе, если я что-то мог сделать и не сделал. Поэтому и делал, как умел и как мог… Теперь мне не стыдно вспоминать о пережитом!
В 2000-м в провинциальном Красноуфимске было особенно жарко. Наш мэр, простой, честный и открытый человек, то ли от недостатка политического опыта или по простоте душевной замолвил доброе слово за оппонента действующего тогда губернатора во время выборной кампании… Прежний губернатор, конечно, остался на коне, а вот нам на ближайших выборах градоначальника досталось по полной программе. Такое началось! Правительственные структуры области, пресса, вплоть до «Коммерсанта», прокуратура, милиция, а в купе с ними печально известное ОПС «Уралмаш» во главе с нашим земляком А.А. Хабаровым всей гурьбой навалились на нас. «Разоблачительные» публикации, разгромные заявления руководителей области, уголовные дела, судебные процессы, ночные визиты на дом братков, запугивания – аж вспоминать жутко! Но мы выстояли, мы выиграли! Перевес составил 24 голоса, но он всё же был! После такого прессинга это была настоящая победа! Результаты опубликовали в прессе, избранному главе вручили удостоверение… Но облизбирком решил по-своему, хотя никакого законного права на это не имел, и наш кандидат, вернее уже законно избранный мэр, решил сдать все позиции и отказался от дальнейшей борьбы. А для нас, его активных сторонников, наступили чёрные дни… Редакторский пост я покинул добровольно. Мне устраивали всевозможные проверки, дабы выпроводить со скандалом, но ничего криминального на меня им найти не удалось – никогда не воровал и не лукавил, под себя не грёб. Ушёл абсолютно в никуда, не представляя себе, что я буду делать, как зарабатывать на хлеб, как достраивать дом, который начал строить… Один из моих коллег, видимо, чтобы ущипнуть меня напоследок, с неподдельным ехидством спросил тогда: «Ты, говорят, дом строишь?» Я ответил ему: «Да, строю своими руками и средствами. А если кто скажет, что я хотя бы гвоздь украл, то получит в морду». Больше на эту тему никто со мной таким тоном не заговаривал.
Благом для меня стало то обстоятельство, что бывший собкор «Уральского рабочего» В.И. Филипцов грезил о собственной газете. Он-то и предложил мне её создать. Что мы с ним и сделали. Газета «Знак вопроса» стала нашим общим и до поры любимым детищем. Обилие новых тем, немыслимых для муниципальной газеты, возможность посмотреть на всё со стороны. Так, как здесь, мне нигде не работалось: распирали азарт, задор, да и коллектив тогда подобрался дружный. До поры…
Но в 2004-м мы взяли реванш за прошлый проигрыш и победили на выборах местного мэра. Так я стал муниципальным чиновником, хотя бился не за кресло, а за собственные убеждения. Наши оппоненты так и не могут понять, что я всегда сражался не за конкретного человека, а отстаивал свою собственную правду жизни, и если под эту правду подходил этот человек, а не тот, то проблема эта была не моя. Занимался связями с общественными организациями, СМИ, молодёжной политикой, органами опеки и попечительства. Поступил в альма-матер заочно, но этажом выше, на факультет психологии. Многому научился, многое понял. Тогда-то и начал писать книжку, которую назвал «Как стать святым?» Но в следующие выборы из-за вынужденного, но непопулярного, неподготовленного, несвоевременного решения в коммунальной политике мы с треском проиграли. Больше полугода сидел без работы, перебиваясь случайными заработками: редактировал книгу об уникальном человеке, враче-подвижнике М.И. Мизерове, рисовал на компьютере буклеты… Наконец, устроился менеджером по снабжению в магазин сантехники, где работаю по сю пору. Что будет со мной дальше – Бог весть. Кое-какой опыт вы найдёте в моей писанине. Если это кому-то поможет – буду несказанно рад.
По-прежнему люблю петь и играть на гитаре, пусть подчас только для себя – хорошее терапевтическое средство, кстати. Люблю песни со смыслом, «пустышки» ни о чём не прельщают. Уважаю аторов-исполнителей В.С. Высоцкого, А.Я. Розенбаума, А.В. Макаревича, Ю. Лозу, а в последнее время и своего тёзку Трофимова. Я знаю, что это такое – писать песни, их на моём счету десятка полтора. Практически не читаю художественной литературы, не люблю верить в чужой вымысел, поскольку знаю, что даже в публицистике невозможно уйти от собственных оценок, штампов, стереотипов, домыслов и допущений. Люблю историю, особенно Руси-России. Люблю водить машину. Люблю рыбалку. Да много чего я люблю в этой жизни. Вернее: люблю эту жизнь!
Жизнь моя не закончилась, и я с энтузиазмом смотрю в будущее.
Какие наши годы!
Вслед за героиней одного популярного фильма могу сказать:
в 43 года жизнь только начинается, теперь я это точно знаю!
Так что мы с вами ещё повоюем!
|
| Календарь | | « Май 2024 » | | Пн | Вт | Ср | Чт | Пт | Сб | Вс | | | | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 |
|
|
