Белые страницы
СОЛЁНАЯ АФЁРА
«Козаки Красноуфимские» «Все вообще живущие здесь козаки единственное пропитание имеют от их крестьянских промыслов; вся прилежащая Красноуфимску земля (сколько велико ея пространство, неизвестно за неразмежеванием) около берегов реки Уфы состоит в их владении, где имеют они свои пашни, покосы и выгоны в таком изобилии, что снабжают излишними и других званий здешних обывателей. Они обязаны исправлять линейную службу, как и башкирцы, снаряжаясь для оной собственным иждивением. Тогда должен каждой из них, отправляющийся на линию, снабдить себя двумя лошадьми и всем нужным: аммунициею, провиантом и прочим по своему достатку и на щет общественный…» Н.С. ПОПОВ, «Хозяйственное описание Пермской губернии…», 1804 год
ПОЛЬЗЫ ОТЕЧЕСТВА РАДИ?
Уж не знаю, чему захотелось послужить полковнику Григорию Струкову. Отечеству ли, мошне ли своей… Но в 1809 году писал он министру внутренних дел Куракину: «…По воле Вашего Сиятельства осмеливаюсь представить здесь виды мои насчёт распространения Илецкого соляного промысла. Долговременное моё в том крае пребывание не оставляет мне никаких сомнений в удобоисполнительности оных, и собственно на себя приемлю привести их в надлежащее действие, без всяких предварительных от казны пожертвований, побуждаясь единственной пользой Правительства...» В письме полковник описывал качество илецкой соли, которая «…добротою своею превосходит все прочие, как российские, так большею частию и иностранные соли…», изобильность её и удобство добычи. Предлагал Г. Струков и новый, более короткий путь транспортировки соли в центральную Россию, к Самаре, взамен старого, идущего через Оренбург. Всё бы ничего, да вот беда: предложенный путь проходил частью через земли киргиз-кайсацких орд, частью - по самой границе с ними. В ордах этих в то время царила жуткая неразбериха, ханы враждовали друг с другом, часть из них присягнула русскому царю, но даже и их подчинённые частенько тревожили нападениями русские крепости и укрывшихся за ними башкир. А значит, перевозка соли этим путём была крайне небезопасной. Но и тут изворотливый полковник нашёл выход. Он предложил устроить новую Илецкую укреплённую линию и поселить туда, в форпосты и городки, уральских, оренбургских (к которым относились и красноуфимские казаки), илецких казаков и ссыльных черкасов – казаков днепровских. Струков заявлял, что леса для построек и земли для посевов, покосов и пастбищ здесь достаточно. Он-де уже опрашивал илецких и уральских казаков и нашёл несколько десятков семейств, готовых переселиться на новую линию. Военный губернатор Оренбурга князь Г.С. Волконский с самого начала был против этого проекта. Он поручил проверить все сведения Г. Струкова. Оказалось, что леса для построек на новой линии явно не хватит, лугов и пастбищ недостаточно, а в станицах, указанных полковником, не нашлось ни одного желающего переселиться в степь под постоянную угрозу со стороны казахов. Губернатор активно сопротивлялся, но произошло невероятное: то ли мзда какая, то ли посулы перевесили княжеское слово в пользу полковничьего, но 29 августа 1810 года Государственный совет утвердил проект Струкова... Император Франции Наполеон Бонапарт по-своему «пособил» красноуфимцам и отодвинул исполнение нежелательного для них проекта на несколько лет. После победоносного завершения французской кампании к проекту Струкова решили вернуться. Противник нововведения князь Григорий Семёнович Волконский был «удалён» от оренбургских дел с повышением: 19 января 1817 года он был введён в государственный совет. На его место назначили генерал-лейтенанта Петра Кирилловича Эссена. По молодости лет Пётр Кириллович сделал головокружительную карьеру: за час с небольшим случайной беседы с императором Павлом в карете на пути в Гатчину из младших офицеров он превратился сразу в полковники. Судьба красноуфимских казаков этой цепью событий, перемещений и назначений была предопределена. * * * «В Красноуфимской станице состоит: обер-офицеров – 4; по войску чиновников – 10; урядников – 16; писарей – 9; капралов – 3; казаков – 580; малолетков – 550; итого – 1168. Домов в Красноуфимской станице офицерских и казачьих – 449 и общественных – 1…» Из бумаг войсковой канцелярии ПРОИГРАННАЯ БИТВА Весной 1819-го атаман Оренбургских казаков Василий Андреевич Углецкий собственноручно писал П.К. Эссену: «Ваше Высокопревосходительство! На моё предписание кантонным начальникам сделать вызов: не будет ли желающих из войск для заселения Новоилецкой линии, получил я донесения, что таковых не оказалось. Поставляю также уведомить, что Красноуфимская станица, состоящая в Пермской губернии, имеет в землях недостаток и весьма дальний переход из домов для исполнения службы на линию, что служит им немалым отягощением. А при том и в проезде для осмотра казаков казне разорение. Дабы от сих невыгод устранить оную станицу, не благоугодно ли будет Вашему Высокопревосходительству повелеть означенных красноуфимских казаков перевесть на линию Новоилецкую в форпосты Изобильный и Новоилецкий по пятидесяти семейств, а на половинные между ними отряды по двадцать пять…» * * * Для неискушённого в тонкостях казачьей жизни читателя следует отвлечься на некоторые пояснения, чтобы наиболее любопытные не принялись искать вблизи Красноуфимска поселение под названием «станица Красноуфимская». Дело в том, что изменения, произошедшие на Доне Ивановиче, колыбели современного казачества, не коснулись тех, кто покинул реку ранее. Если на Дону понятие «станица» со временем из названия легковооруженного пограничного отряда в несколько человек трансформировалось в своеобразное обозначение населённого пункта, то у ушедших раньше с этой казачьей реки на другие реки, на Урал, Илек, Исеть и в Сибирь под словом «станица», как в древности, понималась казачья военная община со своим внутренним управлением и судом. В состав станицы входили хутора. Поселения свои казаки называли городками. В городке могло проживать несколько станиц, бывало их число доходило до 5 – 7. Отсюда естественно вытекает и ответ на вопрос: почему не существовало административной территориальной единицы «станица Красноуфимская», и почему ни в наших краях, ни в Сибири, осваиваемых казаками, почти нет ни одного населённого пункта, который именовался бы станицей. За исключением, правда, образовавшихся в более позднее время. * * * …А ведь лукавил атаман, докладывая о недостатке земли и прочих стеснениях. Сами красноуфимцы на них не роптали. Проживая в изобильном краю, где предоставляют кров да питают и лес, и река, и поле, они по долгу службы бывали в степном Оренбуржье и тем больше ценили свою малую уральскую родину. Ради неё они были готовы на далёкие переходы. А вот начальству, действительно, приходилось накладно ездить с инспекциями из Оренбурга в Красноуфимск и оно, видимо, давно мечтало перевести красноуфимцев поближе. К тому же, после образования в 1781 году Пермской губернии, возникло явное недоразумение: сам, объявленный ни много - ни мало, уездным городом новой губернии Красноуфимск вошёл в её состав, а казачья станица по-прежнему числилась за Оренбургом. Сами красноуфимские казаки были уверены, что переселением они «обязаны» тем, чьё имение своей грудью прикрывали от мятежных башкир почти сотню лет. К началу XIX века башкиры утихли и реальной угрозы уже не представляли. Вот местные заводчики вкупе с помещиками, пользуясь неразмежёванностью земель, принялись самовольно захватывать казачьи наделы. Аж с 1790 года в разных присутственных местах казаки отстаивали свои права на станичную собственность. В спорах с помещиками Голубцовыми и заводчиком Кнауфом доходили до самого Сената. Но казаки привыкли сражаться с противником в открытом поле «вой на вой». А что значит казачья пика супротив чиновничьего пера?! Мешали они новым неблагодарным хозяевам края! Красноуфимцы были уверены, что оренбургский атаман решил их судьбу по сговору с Кнауфом и Голубцовыми, и не задаром. После появления слухов о переселении красноуфимские казаки дважды обращались в самые высокие государственные инстанции. И не дождавшись ответа, решив, что их обращения растворились в чиновничьих папках, отправили в Сенат ходока с письмом, всей станицей насобирав ему денег на дорогу и прочие расходы… Но тщетно – посыльного под конвоем вернули назад. Так красноуфимские казаки проиграли генеральное сражение с чиновниками. МАЙСКАЯ ТРАГЕДИЯ «Назначенные к переселению красноуфимские казаки распределены: А. На форпосты Оренбургской военной линии: 1. город Верхнеуральск – 36 семей; 2. форпост Урлядинский – 46 семей (часть их поселить в Стрелецком редуте); 3. форпост Санарский – 25 семей; 4. форпост Боровской – 25 семей; 5. редут Луговой – 28 семей; 6. форпост Прорывный – 25 семей; 7. редут Алабужанский – 25 семей Итого: 210 семей (на каждую выдать по 75-100 рублей) Б. На форпосты Новоилецкой военной линии: 1. форпост Линёвский – 35 семей; 2. форпост Новоилецкий – 65 семей; 3. отряд Буранный – 15 семей; 4. форпост Изобильный – 25 семей; 5. форпост Ветлянский – 30 семей; 6. форпост Мертвецовский – 30 семей; Итого: 200 семей (на каждую выдать по 150 рублей) Всего 410 семей». Из бумаг Войсковой канцелярии * * * Вот так всё и решилось… Сегодня некоторые народы стенают только об одном насильственном переселении. Казакам бы вдвойне плакать… Они-то не шли против Отечества. Скорее, напротив, сделали для России даже больше, чем сами русские люди. Обладая доставшимся от кочевых предков врождённой охотой к перемене мест, казаки всегда неохотно, с упорством и сопротивлением вынуждены были идти туда, куда бросали не всегда оправдано против их воли высшие государственные чины... * * * Весной 1820 года красноуфимские казаки всё еще на что-то надеялись… Но всё-таки не решались сеять. Станица пыталась жить обычной жизнью. Часть служилых станичников отправляла службу в войске. Дома оставались льготники, отставные, старики, малолетки да женщины. В мае царский офицер зачитал красноуфимцам зловещий приказ. Казаки поняли, что спокойно посеять и собрать урожай им не дадут. Это по тем временам было сверх меры и равносильно обречению на голодную смерть. Станичники забурлили. Доложив начальству, офицер получил приказ: пороть! Особенно самых яростных противников «ежели окажут неповиновение…» После порки поднялись не все. Результатом экзекуции стал отряд из 114 казаков и одного урядника, отправленный в Илецкую Защиту для приготовлений к приёму основной группы переселенцев. Прибыв на место, красноуфимцы отказались застраивать размежёванные для них участки, не взяли денег и не стали заготавливать и доставлять на место лес. Так продолжалось несколько дней. Начальство не выдержало. Эссен приказал выявить зачинщиков и прислать их в Войсковую канцелярию. Выбранные 20 человек смело заявили начальству, что они будут стоять на своём. Срочно были возбуждены уголовные дела. В результате часть красноуфимцев была приговорена к наказанию кнутом и с постановлением указанных знаков к ссылке на каторжные работы. Эссен приказал наиболее активных противников «урядников Петра Свешникова, Тимофея Овчинникова, и казака Ефима Чигвинцева с прочими, годными из них к военной службе, прогнать шпицрутенами через тысячу человек три раза, а прочих неспособных наказать плетьми по пятьдесят одному удару каждому и потом отослать на поселение в Сибирь…» Эссен, в полном соответствии со своёй фамилией, решил живьём съесть казаков. Подавиться ими он не рассчитывал. Император соизволил повелеть оставить казаков без наказания только в том случае, если они переселятся с покорностью и без малейшего сопротивления. Ряды красноуфимцев дрогнули. Семь казаков изъявили своё полное согласие селиться на отведенных местах. Шестьдесят семь заявили, что, хотя желания своего на поселение не имеют, но подчинятся воле государя. * * * «Казаки Фома Акулинин и Климен Андреев за всеми увещеваниями оказались упорными противу Правительства недачею подписки. Казаки эти наказаны шпицрутенами через 1000 человек 3 раза и сосланы в армейские полки в г. Пензу, в 5-ю пехотную дивизию…» Из бумаг Войсковой канцелярии БЕЗ ПРАВА ВЕРНУТЬСЯ Сломленные красноуфимцы надеялись, что своими уступками заслужат право на зимний отпуск домой. Но они не знали ещё властного характера Эссена. Канцелярия Оренбургского войска оказалась к своим братьям помягче и ходатайствовала за них перед военным губернатором. Но Эссен не только отказал канцелярии, но и распёк её за незаконное послабление. Всю ответственность за изнурение, какое потерпят красноуфимцы во время зимы, губернатор возложил на канцелярию Оренбургского войска. Однако сопротивление красноуфимских казаков не прошло бесследно. Губернатор всё же пошёл на некоторые уступки. «Приняв в уважение, что в числе семейств отставных казаков нет никого служащих, а только жёны и дети, сверх того, есть оставшиеся после выбывших в 1820 году в Оренбургскую казачью конную артиллерию двадцати шести человек жёны и дети, также имеются вдовы после убитых на сражении и умерших, и девки, старики, бедные, увечные и малолетки-сироты, которые все к переезду на Новоилецкую линию никакого состояния и сил не имеют…» Эссен разрешил оставаться в Красноуфимске ещё три года. К этому же губернатор решил «отставных казаков, вдов и девок к переселению на линию не принуждать, но предоставить оное им на волю, наблюдая, впрочем, чтобы прижитые ими мужского пола дети, которые должны оставаться в казачьем звании, не были оставлены в Красноуфимске навсегда». Так разделены, разбросаны, унижены и побеждены были красноуфимские казаки. Что стало с ними потом – тема будущих исследований краеведов. * * * Задуманное полковником Струковым дело начинало вызывать в Петербурге беспокойство. На словах и бумаге всё было гладко. А на деле оказалось далеко не так просто и дёшево. Петербург был очень недоволен и высказывал своё неудовольствие Эссену. Масла в огонь подлил и князь Волконский. Он сообщал министру внутренних дел Куракину: «Все предложения его (Струкова) основаны менее на пользах казны и усердии его к службе, сколько скрыты в них собственные виды самого г. Струкова…» Эссен, понимая, что остаётся крайним, грозил запечь полковника на гауптвахту и разжаловать. Но было поздно: пути назад были уже отрезаны. Нововведение, стоившее казне немалых денег, не принесло желаемых результатов. Разве могли необжившиеся и не умножившиеся на новых местах казаки небольшими кучками разбросанные по такой длинной линии, стать надёжным щитом от набегов киргизов?! Воровские отряды киргизов нападали внезапно и, захватив имущество, быстро уходили в самые дальние улусы. Преследовать их разрешалось только на один день пути. От безнаказанности они становились только более дерзкими… * * * Так что, дорогие земляки, когда вы покупаете в магазине действительно качественную илецкую соль, помните, что в её добыче есть частичка труда потомков красноуфимцев, пусть даже бывших. Может, оттого соль эта такая солёная, что обильно полита кровью, потом и слезами красноуфимцев… Слезами по поневоле оставленной родине. Сергей РУСИНОВ При написании статьи использованы материалы из документально-исторического романа И. ПЬЯНКОВА «На линии».
Автор благодарит красноуфимца Сергея РЕДЬКИНА,
любезно предоставившего ему для работы эту редкую книгу |
